Девять вечера. Постель. Книга «Письма В. Вулфа». Огни погашены, полудрема. Никаких снотворных. Ночь проходит в черном шифоне.
Джеймс Шайлер
11
Понедельник. Вотчина Бетти. Так они называют Центр.
Я прочитала в журнале «Парад», что этот реабилитаци¬онный центр состоит из отделений, которые переполнены «роскошными современными приспособлениями». Это вер¬но. Но среди роскошных современных приспособлений вы лично вообще не имеете ничего. Приходит человек и отби¬рает у вас фен для волос, чтобы вы, не дай бог, не спрята¬ли там наркотики. Они отбирают также витамины в таб¬летках и аспирин и, конечно, все, что сильнее аспирина, что вы по глупости взяли с собой.
Пришла поздно, почти в 4 часа пополудни, встретила свою соседку по палате. У малышки свеженькое личико, но она принимает наркотики с двенадцати лет. Много го¬речи. Она старшая по нашему отделению и как раз сейчас крикнула снаружи: «В круг!» Интересно, что это значит? А это значит, что перед ужином и перед любым другим ме¬роприятием мы — все двадцать больных отделения — выходим через парадную дверь, образуем большой круг, положив руки на плечи друг друга, и произносим молитву мудрости.
Ужин в 17 часов 10 минут, так рано, что удивляюсь, когда у них обед. Кафетерий большой и светлый, две жен¬щины пригласили меня сесть с ними. Я заметила, что муж¬чины из северного холла сидят вместе. Я поняла, что жен¬ский холл и мужской не смешиваются. Вы не только не едите с мужчинами, вам не рекомендуется сидеть с ними на лекциях или прогуливаться вечером. Компанейщина не позволяется. Сегодня появилась новая девушка. Не такая нервная, как я, или, может быть, она и нервная, но играет комедию. Она говорит, что была шокирована, когда у нее отобрали полоскание для рта и духи. А после этого консультант ска¬зал: «Пойдем, Ева, я проведу тебя в твою комнату, ты бу¬дешь в „карьере"». Так они называют четырехместную па¬лату. «Они думают, я собираюсь выпить свои духи,— ска¬зала она.— И еще спать в «карьере». Да они ненормальнее меня». После ужина лекция Джона Шварцлоса, который здесь руководит. Он говорит нам, что 85—90 процентов людей в Соединенных Штатах, которым требуется лече¬ние, никогда его не получат.
Разве им не поможет семья? Нет, семья отрицает алко¬голизм так же упорно, как и сам больной.
Разве им не помогут врачи? Нет, они не обучены диаг¬ностике и лечению наркомании так же, как ремонту авто¬мобиля.
Ну а как же ваш священник? Нет, для него более при¬вычно отпустить ваш грех и сказать, что если вы будете ходить в церковь, то не погибнете.
Вернувшись в свою комнату, я думала записать мои дневные ощущения в блокнот, чтобы на следующее утро представить их моему консультанту. Но нам дали читать так много книг, так много вопросников для заполнения, тем для обдумывания, что не знаю, успею ли я выполнить и письменное задание. А я хочу вести этот дневник, просто чтобы помнить, что видела, слышала и чувствовала, когда была здесь.
«Ощущения» здесь большое дело. Нужно быть челове¬ком, не способным выразить вообще никакие ощущения, потому что набор анкет, которыми нас снабжают, включа¬ет целый список слов на выбор для выражения ощущений. Например, для чувства «злость» нам предлагают эпите¬ты —«презрительная», «упорная», «раздражающая», «сер¬дитая» и, могу поклясться, еще не менее двадцати четы¬рех!
Ну, я-то испытываю сердитую злость. Но, думаю, толь¬ко потому, что я очень устала за этот длинный день и по¬давлена от сознания того, сколько я еще должна прочи¬тать, а завтра, надеюсь, будет более приятно. Женщины этого отделения милы друг с другом, и чувствуется товари¬щество и масса висельного юмора.
Я нервничаю, потому что мне завтра надо пройти вра¬чебный осмотр, а я всегда очень стесняюсь. Вторник. Вас будят ни свет ни заря. Завтрак в 7.20, затем вы должны гулять почти час, а потом лекция. Три лекции в день — утром, днем и вечером.
У меня жутко болела голова, и я пошла к сестре по¬просить таблетку — любую таблетку. Мне отказали.
Во всяком случае, я прошла врачебный осмотр (он был очень тщательным, таким тщательным, что пропусти¬ла лекцию в 9 утра), а в 10— групповая терапия.
В члены моей группы входят «стильная доска», худо¬сочная рыжая и леди среднего возраста со сломанной ру¬кой, которая утверждает, что она не алкоголик. Еще одна интеллектуалка, чьи выражения внушают трепет, и женщи¬на, которая кажется такой королевой, что я никакими си¬лами, как ни пытаюсь, не могу представить ее пьяной.
Мы обсуждаем наши пристрастия. Интеллектуалка говорит, что она всегда держит флягу в своем кабинете, королева говорит, что она всегда имеет бренди в своей ма¬шине; худосочная говорит, что она постоянно ищет, где бы поживиться. «Сломанная рука» остается важной: «Это не относится ко мне, я вообще не пью в течение дня».
Наш консультант, деликатная женщина, спрашивает «сломанную руку», почему она так упорно отказывается: «Ваша семья поместила вас сюда, потому что они любят вас, и они говорят, что вы выпиваете раз пять за день и принимаете снотворные таблетки». На «сломанную руку» это не производит никакого впечатления. «Все, что они го¬ворят, не является абсолютной правдой. Да, я принимала снотворное, да, я выпивала два глотка виски каждый вечер. Но я не мочилась в постели, и меня не нужно было подни¬мать с пола».— «Вы боретесь с чем-то,— сказала консуль¬тант.— Хватит бороться, сдавайтесь!»
Эта консультант восхитительна. Очень светлокожая, одета в блузку с оборочками, но никаких оборочек в том, как она вцепляется и заставляет каждую больную встать на правильную позицию, вежливо, но прямолинейно; ее глаза — как лазер. Она отметила, что в первый год ее кон¬сультирования все было, как в пословице — либо пан, либо пропал: «Я так была поглощена своими больными, могла быть с ними двадцать четыре часа в сутки. Теперь у меня вокруг что-то вроде завесы». Она говорит, что мы все, кто принимает алкоголь, чтобы быстро снять напряжение, дол¬жны быть способны пройти через боль и страх.
Это волнующий день. Я до сих пор не могу пове¬рить, что так быстро начинаешь заботиться о двадцати чужих тебе людях. Вы вливаетесь в связку, это почти мистика, это происходит по сути дела в течение не¬скольких часов.
Время от времени Центр приглашает на собрания «Анонимных алкоголиков». В начале собрания они обходят лекционный зал и каждый называет свое имя: «Я такая-то. Я алкоголик», «Я такой-то, я наркоман и алкоголик». Вся¬кие. Когда они подошли к «сломанной руке», она посмот¬рела радостно и сказала: «Я такая-то, я не алкоголик. По¬ка еще».
Один парень встал и сообщил: «Кокаин любит меня».
Другой больной поднялся и сказал, что боится, когда вернется на работу — а он работает в больнице,— ему не доверят ключи от шкафа с наркотиками. А я сидела и ду¬мала: «Ну, не дай бог доверить».
Один мужчина, который пил сорок лет, говорил, что не хотел идти на лечение до тех пор, пока не опустошит весь свой запас вин: «Никому не достанется мое бренди».
После того как собрание закончилось, одна женщина из нашего отделения заявила: «Я получила такое удоволь¬ствие! Уже и не помню, когда я получала такое удоволь¬ствие». Как будто бы она была в кино! А мужчина, кото¬рый вел собрание, посоветовал ей: «Прекрасно, когда вы придете домой, пригласите „Анонимных алкоголиков"».
Моя голова все еще трещит, но я счастлива. Мне нра¬вятся безопасность и прочность, которых не хватало в жизни, и сам процесс. Я действительно, кажется, начинаю любить этих людей. Я заплатила за свою тяжелую работу в течение длительного времени ценой потери личных взаи¬моотношений. Или, может быть, я сама хотела избежать личных взаимоотношений, исключая виски или таблетки. Я чувствую, что становлюсь человечнее.
Среда. Эти дни были переполнены. Если удавалось на пять минут выйти посидеть на своей террасе или во дворике, который они называют «патио» на итальянский ма¬нер, и посмотреть на горы и почувствовать запах деревьев, это переполняло душу. Но такие минуты выпадали редко, во второй половине дня в дополнение к лекциям и упраж¬нениям — иногда аэробика, иногда бассейн — и к изуче¬нию книг была еще церемония вручения медалей выпуска¬емым больным.
Сегодня малышка В. получила свою медаль. Она в мо¬ем отделении, но не в группе, и очень мне нравится. Она такая же ненормальная, как и я. Идет в бассейн в трико, чтобы никто не видел ее полных бедер. Завтра она уходит, и все здесь думают, что у нее все будет хорошо. Но она возвращается домой к своему деспоту-мужу, и я беспоко¬юсь за нее. Я беспокоюсь за свою соседку по палате, хва¬тит ли у нее силы воли удержаться от наркотиков. Не означают ли эти беспокойства, что; может быть, у меня еще есть надежда стать человеком, связанным взаимными уза¬ми с другими людьми?
Малышка В. сказала на церемонии вручения медалей, что ей долго казалось, будто консультант ее не любит: он исчезал, когда у нее возникали неприятности. «Я не хотел, чтобы вы слишком на меня опирались,— говорит теперь ее консультант.— Я не хотел, чтобы вы чувствовали во мне что-то магическое, потому что я только такой же алкого¬лик, как и вы».
Сегодня, впервые с тех пор как «сломанная рука» по¬ступила в Центр, она не отрицала в группе полностью сво¬его алкоголизма. Консультант спросила: «Что вы думаете о лечении здесь?» И она ответила: «Кое-что очень мило».
Четверг. Кокаинисты должны купаться в бассейне ночью. Они гиперреактивны, и ночное купание успокаивает их. Есть определенное количество невропатов среди людей, которые хотели бы тоже купаться ночью, но, так как они просто старые алкоголики, им не разрешают.
Было несколько интересных вещей, которые я услыша¬ла на лекциях в эти четыре дня: чувства стыда и вины раз¬личны. Стыд означает — я плохой человек. Вина означа¬ет — я совершил плохой поступок. (Я как раз работаю над этим.) Депрессия — это злость, направленная внутрь челове¬ка, и может вызвать развитие артрита, простуды, гриппа, рака, стенокардии.
Доктор Вест, здешний главный врач, прочитал лекцию о личности алкоголика. Он сказал, что алкоголики мало¬устойчивы к неприятностям, они легкоранимы, они замкну¬ты. «Вы должны вырваться, рискнуть»,— говорил он. Еще он сказал, что не существует такой вещи, как возвращение к ограниченному количеству алкоголя и наркотиков. «Если однажды, например через пятнадцать лет, вы увидите пьяного и скажете: «О, какой ужас! Я-то теперь уже боль¬ше не такой!», то это будет неправда. Вы только больше не делаете этого».
Он сказал нам, что для духовного здоровья имеют зна¬чение две вещи: первая — вы должны иметь чувство соб¬ственного достоинства и вторая — вы должны, по край¬ней мере с одним другим человеком, быть откровенным и открытым без всяких условностей. Если вам не удается вьшолнить хотя бы одно из этих условий, вы духовно больной человек.
Конец беседы доктор Вест подсластил, сказав: «После выздоровления вы все будете чертовски привлекательны».
Мы здесь очень заняты. У нас совершенно нет времени читать газеты, смотреть телевизор, слушать музыку. Нас заставляют проводить каждую минуту по возможности во взаимодействии друг с другом, потому что люди с пагуб¬ными привычками это эгоистичные младенцы, которых нужно активно направлять на внимательное отношение к другим людям.
Прежде чем вы закончите лечение, вам предлагают на¬писать автобиографию, а затем собирают вашу терапевти¬ческую группу в гостиной и читают ее всем.
Гостиная очень красивая, там удобные стулья, цветы, большой камин, в двух шагах кофеварка, холодные напит¬ки и фрукты, но вот уже три вечера, прежде чем пригла¬сить в гостиную слушателей, я изучаю «Интеллектуальную тренировку». Кажется, что так страшно поделиться своими постыдными секретами с другими, потому что они будут слушать с болезненным любопытством, а потом разнесут эти новости по всему городу. Но вдруг вы обнаруживаете, что не удается даже зазвать их послушать вас. Это меня поразило.
Каждый к вечеру полностью истощен, а кроме того, у всех есть задания заполнить анкеты. Если вы в состоянии бодрствовать после девяти вечера, вы будете в гордом оди¬ночестве. Даже люди, которые обычно принимают сно¬творные таблетки, мертвецким сном засыпают без них.
Пятница. Консультант из вечерней смены дал мне задание. Я должна поделиться историей своей болезни с шестью такими же больными и попросить их сделать то же самое. Мне нужно было описать вещества, которые я принимала в течение жизни, их количество, как часто я их принимала, сравнить это с прошлым моих напарников и опи¬сать душевное состояние после этого задания. Я смогла выловить только четырех больных. (Неужели только четы¬ре человека хотят послушать о той ночи, когда мне промывали желудок?) Но я написала свою грустную сагу, и, когда мы все высказались, было ясно, что я нисколько не отличаюсь ни от одного из этих четырех. Я очень боя¬лась, у меня был комплекс неполноценности, я хотела быть обожаемой, а наркотики и вино давали мне ощу¬щение большей уверенности и большей привлекатель¬ности. Когда я вернулась в нашу комнату, моя сострадатель¬ная соседка принесла мне плитку шоколада. Фантастиче¬ски вкусно. Я чувствовала большое удовольствие.
Сегодня в группе была интеллектуальная игра «горячее место». Все члены группы говорят одной больной о том, что она мелодраматична, рассудочна, может подтасовывать факты, прощать себя, своевольна, любит пожалеть себя, злая, агрессивная, но при этом и модная, и талантливая, и привлекательная. Она соглашается со всем этим и говорит, что принимала наркотики, чтобы «усмирить свое бешен¬ство». Она не должна говорить ни с кем в течение 24 ча¬сов. Ни слова, ни с кем. У нее на шее висело объявление, предупреждавшее о том, чтобы никто с ней не заговаривал.
«При выздоровлении,— сказала консультант,— мы дол¬жны смотреть на вещи просто: если по возвращении до¬мой вы безупречно делаете первый шаг «Анонимных алко¬голиков», вы не должны пить или снова принимать нарко¬тики».
Увы, это здесь легко рассуждать о своем бессилии про¬тив алкоголя и наркотиков, о том, что ваша жизнь не под¬дается контролю; это легко, потому что здесь вы защище¬ны, а вот дома это не так просто.
В течение этой недели у меня были собеседования с психологом и священником. Священник сказал, что он здесь не для того, чтобы проповедовать людям, а чтобы помочь им постичь духовность лечебной программы и най¬ти силу вне себя. Он выздоравливающий алкоголик, ему потребовалось много времени, пока он понял свое состоя¬ние, потому что трудно было поставить диагноз. «У меня не было развода, я не бросал детей, я не был скандальным бродягой, которого постоянно задерживали». Распознава¬ние алкоголизма — это загадка. Трудно отождествлять себя с другими.
На одном собрании женщина заявила: «Это звучит снобистски, но я не отождествляю себя с пьющими деревенскими женщинами, горланящими из-за того, что корова перевернула бадью с молоком». А наш консультант сказала: «Постарайтесь сравнить свои ощущения и их, а не себя с ними самими. Разве нельзя сравнить ваше разочарование? Разбитые надежды?»
Вечером собрались питомцы Центра Бетти Форд для дискуссии в лекционном зале. Первый выступающий рас¬сказал, что он решился на лечение, чтобы сохранить свою семейную жизнь. Но это, конечно, было совсем не так, как показывают в телевизионных программах. «Джон, не слишком ли много ты пьешь?»—«Да, дорогая, но теперь все в порядке, я записался на лечение в Центр Бетти Форд». Черта с два!
Один бывший больной — кожа да кости, весил еще на двадцать фунтов меньше, когда употреблял наркотики,— говорил о том, что выздоравливающие не должны окунать¬ся в эмоциональные взаимоотношения с другими людьми, потому что еще недостаточно крепки. И продолжал го¬ворить очень много об этом тонком предмете, пожалуй, больше, чем требуется.
Ну и неделя. Игры, упражнения, уроки, уроки, уроки. Проповеди.
Следующую неделю я планирую быть сильнее, провор¬нее и, может быть, буду лучше понимать вещи, о которых мне говорят. Я спросила одну леди среднего возраста, по¬чему она приехала на лечение сюда, а не в какой-нибудь другой центр. Она ответила, что из-за миссис Форд. «Я од¬нажды слушала выступление Бетти Форд, и в выражении ее лица было так много ясности и покоя, что думала, если и я смогу иметь такое же выражение лица, то буду счастлива».
Сегодня я недолго разговаривала с миссис Форд — она приходила беседовать с больными,— и я передала ей слова этой женщины, думала, это ей будет приятно. «Эта жен¬щина не знает, какой долгий путь прошла я до этого выра¬жения лица»,— ответила миссис Форд.
